ежедневный Геббельс
Mar. 8th, 2008 08:11 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
mincao8 марта 1945 года, четверг [с. 1-33]
предыдущий день
В Венгрии несколько сильных местных атак между Балатоном и Дравой дали хорошие результаты, и наши войска продвинулись в районе Капошвара примерно на шесть-восемь километров в направлении Осиека. Одновременно с юга из района... [...и так далее]
Хотя враждебная западная сторона все еще находится под глубочайшим впечатлением от фантастического боевого духа наших войск на западе, тем не менее у наших солдат можно констатировать медленное падение морального духа. Да это и понятно, если учесть, что они почти непрерывно ведут бои вот уже в течение многих месяцев. Когда-нибудь физическая сила, необходимая для сопротивления, попросту иссякает. В известном смысле это относится и к населению в районах Западной Германии. В этих районах, захваченных теперь англичанами и американцами, осталось около трех миллионов человек. Очевидно, им просто не удалось эвакуироваться, а мы не оказывали в этом отношении особого нажима, так как у нас в рейхе уже не хватает места для принятия такого большого количества людей.
Эйзенхауэр издает для населения этих районов очень жесткие приказы. Люди не могут выходить на улицу, да и в остальном их притесняют по всем правилам искусства. Но они, кажется, отчасти рады, что теперь нет больше воздушных налетов. Всюду в нашем военном руководстве можно констатировать, что основная причина, приведшая нас на всех фронтах к безнадежному положению, заключается в слабости противовоздушной обороны. Именно с этого начались наши неудачи.
Черчилль впервые лично осмотрел результаты своей воздушной войны. Он был в Юлихе и, по сообщению агентства Рейтер, спокойно взирал на развалины, простирающиеся от Юлиха до Ахена. Прямо как Нерон, который, когда горел Рим, восседал над Вечным городом и играл на лире. Трудно придумать лучший символ хаоса и распада, в которые ввергла Европу англо-американская политика.
Во время поездки по оккупированным районам Черчилль выступил также с речью перед союзническими войсками. Она насыщена старыми, наскучившими выражениями ненависти к гуннам. Этот господин, которого, по сути, можно назвать могильщиком Европы, не смог сказать ничего нового о военном положении. Лучше бы он побольше думал о забастовках, непрерывно вспыхивающих во всех уголках Англии и волнами прокатывающихся по Британским островам.
Положение в Кёльне и вокруг него стало довольно безутешным. Батальоны нашего фольксштурма, как и следовало ожидать, не сдержали наступления. Англичане и американцы впервые увидят здесь крупный город, полностью превращенный в руины, что произведет на них глубочайшее впечатление. Но я не думаю, что они по этой причине приостановят воздушную войну, напротив, они будут ее даже усиливать, поскольку наверняка будут считать, что именно таким путем смогут довести войну до скорейшего конца.
И в Кёльне оккупационные власти проводят жесточайшие меры против населения. Это может только помочь нам, ибо несколько поднимет падающий моральный дух наших людей на родине. Да и самих этих людей можно понять.
Они переутомлены и настолько измотаны, что как величайшее благо воспринимают хотя бы одну спокойную ночь. Но стоит им только выспаться, как они снова встают на свои места.
Необъяснимо, почему Кёльн почти не оказал сопротивления. Ведь благодаря Гроэ город имел такой сильный оборонительный потенциал, что надо было бы ожидать значительного сопротивления американцам и весьма крупных материальных и людских потерь с их стороны. Но, кажется, этого не случилось. Прямо позорны сообщения о том, что враг нашел сейчас в Кёльне в основном только боеспособных мужчин. Если бы их выделили нам своевременно для фронта, то дело обстояло бы теперь лучше, чем, к сожалению, обстоит.
Конечно, положение на западе по-прежнему и притом во всевозрастающей степени дает повод к величайшему беспокойству - прежде всего потому, что к союзникам попали миллионные массы немецкого населения. Союзники пытаются как-то управлять ими. И опять-таки характерно, как они с откровенным цинизмом сообщают, что больше всего для этого подходят священники, которые целиком ставят себя на службу союзническим войскам. Я давно уже не ждал ничего другого. Только молодежь ведет себя исключительно строптиво, и с ней ничего нельзя поделать. Один из членов гитлерюгенда, помещенный из-за болезни в лазарет, жаловался на то, что его не посадили в тюрьму. В оправдание больших разрушений, нанесенных германским городам воздушными налетами, английскому правительству постоянно приходится ссылаться на разрушения в Лондоне. Поэтому становятся известными исключительно интересные факты, например что треть английской столицы сейчас совершенно разрушена.
Иден снова затронул в палате общин тему о военных преступниках. Первыми и самыми крупными военными преступниками он назвал Риббентропа и меня. Для меня это большая честь, и такую характеристику можно, в конце концов, стерпеть. В остальном Иден приводит лишь несостоятельные доводы в оправдание того, что англичане заявили на Ялтинской конференции о своем согласии присоединить Восточную Пруссию к Польше.
В Лондоне состоялся конгресс европейских социалистов. Он принял несравненно более мягкую программу в качестве условия капитуляции Германии.
В английской лейбористской партии в последнее время произошли перемены в том отношении, что она, очевидно, фактически не желает больше поддерживать жесткий военный курс Черчилля. Она определенно стала несколько недоверчивой вследствие радикализма, проявляющегося сейчас в Англии, и опасается, что широкие массы выходят из-под ее контроля.
Тон всех сообщений о внешнеполитическом положении в основном один: союзники отнюдь не намерены как-то пойти нам навстречу, они воюют в полном согласии с Советским Союзом. Сейчас, например, они проводят через Дарданеллы крупные транспорты с продовольствием, чтобы оказать помощь Советам и облегчить их очень тяжелое продовольственное положение. Из Японии сообщается о точно таком же, как и у нас, крупном конфликте между умеренным и радикальным военным руководством. Умеренное военное руководство опирается прежде всего на флот, а радикальное - на армию, которая издавна настроена в Японии крайне непримиримо.
В Финляндии непрерывно расширяется кризис. Он порождает много шума во враждебном и прежде всего в нейтральном лагере. Шведская пресса выражает крайнее изумление; но она по уже часто излагавшимся здесь причинам не имеет для этого оснований.
В Италии очень серьезный правительственный кризис вызвал побег предателя генерала Роатты. В Риме бушует мощное красное восстание. Коммунисты устроили грандиозные демонстрации и вывесили красный флаг на Капитолии. Бономи попал в весьма трудное положение. Восстание носит ярко выраженный коммунистический характер, на что англичане обращают особое внимание. Но я не думаю, что они сделают из этого факта какие-то выводы.
Заявление Гудериана о большевистских зверствах, сделанное германским и иностранным журналистам в Берлине, не имеет успеха, которого я вообще-то ожидал. Гудериан говорил слишком патетически и красочно, а свидетели, пожалуй, немного устали от предыдущих показаний в различных учреждениях, так что не смогли уже выступить свежо и свободно. Этим также объясняется, почему данное мероприятие не находит в нейтральной прессе отклика, которого я ожидал. В Стокгольме или издеваются над этими показаниями, или вышучивают их. Можно только посочувствовать этому разлагающемуся буржуазному миру, представители которого - это, по сути, вошедшие в поговорку пресловутые бараны, сами себе выбирающие мясника.
О воздушной войне едва ли имеет смысл еще что-то добавлять. Нас бомбят непрерывно днем и ночью, нанося этим тягчайший урон нашему жилому фонду и военному потенциалу. Мы не можем противопоставить ничего существенного воздушным армадам противника. В последнюю ночь на очереди был Засниц. Там очень сильно пощипали остатки нашего военного флота. По сообщению из Хемница, там создалось прямо-таки отчаянное положение. Нужно мобилизовать имперскую организацию помощи, чтобы избавить город от самого худшего.
Генерал Готберг начал теперь по поручению Гиммлера крупную акцию по задержанию на вокзалах разъезжающих повсюду солдат. Он может похвастаться заметным успехом. Но эта акция, конечно, не может продолжаться долго, поскольку она, разумеется, мешает осуществлению многих важных служебных поездок. Между прочим, верховное командование вермахта должно поискать хоть сколько-нибудь боеспособных солдат в своих высоких и высших сферах. Мне докладывают, что Кейтель уже приказал держать наготове 110 поездов для эвакуации из Берлина верховного командования вермахта и главного командования сухопутных войск. Эти беглецы никогда не поумнеют. Хотел бы я знать, когда же они примут решение стоять на месте и защищаться, чего бы это ни стоило.
Для Берлина непрерывно возникают все новые труднейшие проблемы и заботы. Столица рейха находится сейчас во всех смыслах в исключительно тяжелом положении, и при этом я еще обязан стремиться держать ее в постоянной готовности к будущей обороне. Можно себе представить, что все это значит. Во второй половине дня я еду к Гиммлеру для продолжительного разговора с ним. Поездка по Берлину потрясает меня. После длительного перерыва я опять вижу руины, в которые превращена столица рейха. Но повсюду можно также заметить, что баррикады растут словно грибы. Если бы у нас было достаточно солдат и оружия, то Берлин можно было бы защищать какое угодно время. По пути мы встречаем обоз за обозом с беженцами, прежде всего немцами из причерноморских районов. Прямо падает настроение: что за люди переселяются в рейх под маркой немцев! Думаю, на западе больше германцев пробивается в рейх силой, чем на востоке приходит мирным путем.
Поездка по Мекленбургу действует освежающе. Этот район совершенно не разрушен и дышит глубоким спокойствием. При беглом взгляде можно было бы и вовсе не заметить, что идет война.
Гиммлер находится в Хоэнлихене, чтобы немного подлечиться. Он перенес тяжелую ангину, которая уже проходит. Вид у него немного надломленный. Тем не менее мы можем весьма обстоятельно поговорить по всем актуальным вопросам. В целом Гиммлер держится очень хорошо. Он принадлежит к нашим сильнейшим деятелям. В двухчасовом разговоре с ним я могу констатировать, что в оценке общего положения наши взгляды полностью совпадают, так что мне нет надобности что-то добавлять к этому. Он в резких выражениях отзывается о Геринге и Риббентропе, которых считает повинными во всех ошибках в нашем общем руководстве войной, и здесь он абсолютно прав. Но и он не знает, как побудить фюрера расстаться с ними обоими и заменить их новыми, сильными личностями. Я сообщаю ему о своем предпоследнем разговоре с фюрером, - разговоре, в котором я обратил внимание фюрера на то, что, в частности, если Геринг останется, то это угрожает привести, если еще не привело, к государственному кризису. Гиммлер подробно расспрашивает, какое впечатление произвели эти слова на фюрера. Хотя они и произвели на фюрера очень сильное впечатление, он тем не менее пока еще не сделал выводов.
Что касается положения на фронтах, то Гиммлер весьма обеспокоен, в частности, развитием событий в Померании и на западе. Но в настоящий момент еще больше беспокойства доставляет ему продовольственное снабжение, виды на которое в ближайшие месяцы будут довольно неутешительными. Моральный дух войск, несомненно, подорван. Гиммлер признает это также на основе впечатлений от группы армий "Висла". К тому же у нас нет ни в военном, ни в гражданском секторах сильного центрального руководства: все требуется докладывать самому фюреру, а сделать это вообще бывает возможно лишь в незначительном количестве случаев. Успешному военному руководству повсюду мешают Геринг и Риббентроп. Но что можно поделать? Ведь, в конце концов, нельзя же силой заставить фюрера расстаться с обоими. Гиммлер правильно обрисовывает ситуацию: разум подсказывает ему, что у нас мало шансов выиграть войну в военном отношении, но инстинкт говорит, что рано или поздно откроется политическая возможность, которую еще можно будет употребить в нашу пользу. Гиммлер видит эту возможность больше на Западе, чем на Востоке. Он думает, что Англия образумится, в чем я несколько сомневаюсь. Гиммлер, как следует из его высказываний, полностью ориентируется на Запад; от Востока он вообще ничего не ожидает. Я же думаю, что, скорее всего, чего-то можно было бы достигнуть на Востоке: Сталин кажется мне большим реалистом, чем англо-американские безумцы. Но ясно, конечно, что если бы нам и удалось добиться мира, то на скромных условиях. Предпосылка для этого - удержание нами где-нибудь своих позиций, ибо если нас повергнут в прах, то тогда мы не сможем больше вести переговоры с противником. Итак, всю силу рейха надо сконцентрировать теперь на этой цели.
Гиммлер согласен с тем, чтобы мы сейчас направили обучающиеся в казармах войсковые части для подкрепления тылов Западного и Восточного фронтов. Юттнер до сих пор всячески противится этому. Поэтому Гиммлер вызовет к себе Юттнера и отдаст ему приказ. Ближайший сотрудник Юттнера генерал Кляйнер также его сторонник, и он еще полностью солидаризируется с курсом генерал-полковника Фромма.
Я подробно говорю с Гиммлером и о Фромме. Кальтенбруннер еще утром позаботился о том, чтобы несколько активизировать процесс над Фроммом. В первой фазе этого процесса Фромм фактически полностью взял его ведение в свои руки.
Атмосфера в окружении Гиммлера очень милая, скромная и совершенно национал-социалистская. Она воздействует исключительно благоприятно. Можно только радоваться, что по крайней мере у Гиммлера еще преобладает прежний национал-социалистский дух.
По пути домой я имею возможность еще раз основательно обдумать все, о чем мы говорили. Поездка по поглощенной сумерками местности производит сильное впечатление. Мы снова и снова проезжаем мимо обозов, которые как бы символизируют эту гигантскую войну.
Едва прибыв в Берлин, я вынужден снова браться за бумаги, которые опять нагромоздились горами за несколько часов моего отсутствия.
Что касается вечерней сводки, то из Венгрии сообщается, что наши войска встречают там исключительно ожесточенное сопротивление. Поэтому они пока что не смогли захватить большого пространства. В Померании положение еще больше ухудшилось, в Восточной Пруссии тоже. Существует угроза нового расчленения наших войск. Наша контратака у Лаубана привела к некоторому успеху.
Мне звонит гаулейтер Штёр и горько сетует на падение морального духа в войсках, что, к сожалению, происходит на самом деле. Это, как зараза, распространяется среди части населения, и Штёр хотел бы в своем гау по радио обратиться к общественности, чтобы попытаться снова несколько укрепить моральный дух.
Противник продвинулся через Бонн в направлении Кобленца. Здесь картина на карте совершенно запутанная. Мы попробуем создать новую оборонительную линию западнее Мозеля, но еще вопрос, удастся ли это.
Доктор Науман был по моему поручению у фюрера для доклада об эвакуации высших учреждений рейха и вермахта из Берлина. Фюрер считает, что ее надо по крайней мере подготовить. Я был бы рад, если бы эти высшие учреждения побыстрее исчезли из Берлина, ибо они не укрепляют боевой моральный дух в столице рейха. Так что их надо - и в этом фюрер совершенно прав - постепенно вывезти, не привлекая всеобщего внимания.
На Наумана разговор с фюрером произвел глубокое впечатление. Фюрер находится в наилучшей форме, проявляет твердость. Хотя положение исключительно серьезное и угрожающее, он воздействует как фактор успокоения в условиях паники. Пока он находится во главе рейха, флаги спускать нет надобности.
предыдущий день
В Венгрии несколько сильных местных атак между Балатоном и Дравой дали хорошие результаты, и наши войска продвинулись в районе Капошвара примерно на шесть-восемь километров в направлении Осиека. Одновременно с юга из района... [...и так далее]
Хотя враждебная западная сторона все еще находится под глубочайшим впечатлением от фантастического боевого духа наших войск на западе, тем не менее у наших солдат можно констатировать медленное падение морального духа. Да это и понятно, если учесть, что они почти непрерывно ведут бои вот уже в течение многих месяцев. Когда-нибудь физическая сила, необходимая для сопротивления, попросту иссякает. В известном смысле это относится и к населению в районах Западной Германии. В этих районах, захваченных теперь англичанами и американцами, осталось около трех миллионов человек. Очевидно, им просто не удалось эвакуироваться, а мы не оказывали в этом отношении особого нажима, так как у нас в рейхе уже не хватает места для принятия такого большого количества людей.
Эйзенхауэр издает для населения этих районов очень жесткие приказы. Люди не могут выходить на улицу, да и в остальном их притесняют по всем правилам искусства. Но они, кажется, отчасти рады, что теперь нет больше воздушных налетов. Всюду в нашем военном руководстве можно констатировать, что основная причина, приведшая нас на всех фронтах к безнадежному положению, заключается в слабости противовоздушной обороны. Именно с этого начались наши неудачи.
Черчилль впервые лично осмотрел результаты своей воздушной войны. Он был в Юлихе и, по сообщению агентства Рейтер, спокойно взирал на развалины, простирающиеся от Юлиха до Ахена. Прямо как Нерон, который, когда горел Рим, восседал над Вечным городом и играл на лире. Трудно придумать лучший символ хаоса и распада, в которые ввергла Европу англо-американская политика.
Во время поездки по оккупированным районам Черчилль выступил также с речью перед союзническими войсками. Она насыщена старыми, наскучившими выражениями ненависти к гуннам. Этот господин, которого, по сути, можно назвать могильщиком Европы, не смог сказать ничего нового о военном положении. Лучше бы он побольше думал о забастовках, непрерывно вспыхивающих во всех уголках Англии и волнами прокатывающихся по Британским островам.
Положение в Кёльне и вокруг него стало довольно безутешным. Батальоны нашего фольксштурма, как и следовало ожидать, не сдержали наступления. Англичане и американцы впервые увидят здесь крупный город, полностью превращенный в руины, что произведет на них глубочайшее впечатление. Но я не думаю, что они по этой причине приостановят воздушную войну, напротив, они будут ее даже усиливать, поскольку наверняка будут считать, что именно таким путем смогут довести войну до скорейшего конца.
И в Кёльне оккупационные власти проводят жесточайшие меры против населения. Это может только помочь нам, ибо несколько поднимет падающий моральный дух наших людей на родине. Да и самих этих людей можно понять.
Они переутомлены и настолько измотаны, что как величайшее благо воспринимают хотя бы одну спокойную ночь. Но стоит им только выспаться, как они снова встают на свои места.
Необъяснимо, почему Кёльн почти не оказал сопротивления. Ведь благодаря Гроэ город имел такой сильный оборонительный потенциал, что надо было бы ожидать значительного сопротивления американцам и весьма крупных материальных и людских потерь с их стороны. Но, кажется, этого не случилось. Прямо позорны сообщения о том, что враг нашел сейчас в Кёльне в основном только боеспособных мужчин. Если бы их выделили нам своевременно для фронта, то дело обстояло бы теперь лучше, чем, к сожалению, обстоит.
Конечно, положение на западе по-прежнему и притом во всевозрастающей степени дает повод к величайшему беспокойству - прежде всего потому, что к союзникам попали миллионные массы немецкого населения. Союзники пытаются как-то управлять ими. И опять-таки характерно, как они с откровенным цинизмом сообщают, что больше всего для этого подходят священники, которые целиком ставят себя на службу союзническим войскам. Я давно уже не ждал ничего другого. Только молодежь ведет себя исключительно строптиво, и с ней ничего нельзя поделать. Один из членов гитлерюгенда, помещенный из-за болезни в лазарет, жаловался на то, что его не посадили в тюрьму. В оправдание больших разрушений, нанесенных германским городам воздушными налетами, английскому правительству постоянно приходится ссылаться на разрушения в Лондоне. Поэтому становятся известными исключительно интересные факты, например что треть английской столицы сейчас совершенно разрушена.
Иден снова затронул в палате общин тему о военных преступниках. Первыми и самыми крупными военными преступниками он назвал Риббентропа и меня. Для меня это большая честь, и такую характеристику можно, в конце концов, стерпеть. В остальном Иден приводит лишь несостоятельные доводы в оправдание того, что англичане заявили на Ялтинской конференции о своем согласии присоединить Восточную Пруссию к Польше.
В Лондоне состоялся конгресс европейских социалистов. Он принял несравненно более мягкую программу в качестве условия капитуляции Германии.
В английской лейбористской партии в последнее время произошли перемены в том отношении, что она, очевидно, фактически не желает больше поддерживать жесткий военный курс Черчилля. Она определенно стала несколько недоверчивой вследствие радикализма, проявляющегося сейчас в Англии, и опасается, что широкие массы выходят из-под ее контроля.
Тон всех сообщений о внешнеполитическом положении в основном один: союзники отнюдь не намерены как-то пойти нам навстречу, они воюют в полном согласии с Советским Союзом. Сейчас, например, они проводят через Дарданеллы крупные транспорты с продовольствием, чтобы оказать помощь Советам и облегчить их очень тяжелое продовольственное положение. Из Японии сообщается о точно таком же, как и у нас, крупном конфликте между умеренным и радикальным военным руководством. Умеренное военное руководство опирается прежде всего на флот, а радикальное - на армию, которая издавна настроена в Японии крайне непримиримо.
В Финляндии непрерывно расширяется кризис. Он порождает много шума во враждебном и прежде всего в нейтральном лагере. Шведская пресса выражает крайнее изумление; но она по уже часто излагавшимся здесь причинам не имеет для этого оснований.
В Италии очень серьезный правительственный кризис вызвал побег предателя генерала Роатты. В Риме бушует мощное красное восстание. Коммунисты устроили грандиозные демонстрации и вывесили красный флаг на Капитолии. Бономи попал в весьма трудное положение. Восстание носит ярко выраженный коммунистический характер, на что англичане обращают особое внимание. Но я не думаю, что они сделают из этого факта какие-то выводы.
Заявление Гудериана о большевистских зверствах, сделанное германским и иностранным журналистам в Берлине, не имеет успеха, которого я вообще-то ожидал. Гудериан говорил слишком патетически и красочно, а свидетели, пожалуй, немного устали от предыдущих показаний в различных учреждениях, так что не смогли уже выступить свежо и свободно. Этим также объясняется, почему данное мероприятие не находит в нейтральной прессе отклика, которого я ожидал. В Стокгольме или издеваются над этими показаниями, или вышучивают их. Можно только посочувствовать этому разлагающемуся буржуазному миру, представители которого - это, по сути, вошедшие в поговорку пресловутые бараны, сами себе выбирающие мясника.
О воздушной войне едва ли имеет смысл еще что-то добавлять. Нас бомбят непрерывно днем и ночью, нанося этим тягчайший урон нашему жилому фонду и военному потенциалу. Мы не можем противопоставить ничего существенного воздушным армадам противника. В последнюю ночь на очереди был Засниц. Там очень сильно пощипали остатки нашего военного флота. По сообщению из Хемница, там создалось прямо-таки отчаянное положение. Нужно мобилизовать имперскую организацию помощи, чтобы избавить город от самого худшего.
Генерал Готберг начал теперь по поручению Гиммлера крупную акцию по задержанию на вокзалах разъезжающих повсюду солдат. Он может похвастаться заметным успехом. Но эта акция, конечно, не может продолжаться долго, поскольку она, разумеется, мешает осуществлению многих важных служебных поездок. Между прочим, верховное командование вермахта должно поискать хоть сколько-нибудь боеспособных солдат в своих высоких и высших сферах. Мне докладывают, что Кейтель уже приказал держать наготове 110 поездов для эвакуации из Берлина верховного командования вермахта и главного командования сухопутных войск. Эти беглецы никогда не поумнеют. Хотел бы я знать, когда же они примут решение стоять на месте и защищаться, чего бы это ни стоило.
Для Берлина непрерывно возникают все новые труднейшие проблемы и заботы. Столица рейха находится сейчас во всех смыслах в исключительно тяжелом положении, и при этом я еще обязан стремиться держать ее в постоянной готовности к будущей обороне. Можно себе представить, что все это значит. Во второй половине дня я еду к Гиммлеру для продолжительного разговора с ним. Поездка по Берлину потрясает меня. После длительного перерыва я опять вижу руины, в которые превращена столица рейха. Но повсюду можно также заметить, что баррикады растут словно грибы. Если бы у нас было достаточно солдат и оружия, то Берлин можно было бы защищать какое угодно время. По пути мы встречаем обоз за обозом с беженцами, прежде всего немцами из причерноморских районов. Прямо падает настроение: что за люди переселяются в рейх под маркой немцев! Думаю, на западе больше германцев пробивается в рейх силой, чем на востоке приходит мирным путем.
Поездка по Мекленбургу действует освежающе. Этот район совершенно не разрушен и дышит глубоким спокойствием. При беглом взгляде можно было бы и вовсе не заметить, что идет война.
Гиммлер находится в Хоэнлихене, чтобы немного подлечиться. Он перенес тяжелую ангину, которая уже проходит. Вид у него немного надломленный. Тем не менее мы можем весьма обстоятельно поговорить по всем актуальным вопросам. В целом Гиммлер держится очень хорошо. Он принадлежит к нашим сильнейшим деятелям. В двухчасовом разговоре с ним я могу констатировать, что в оценке общего положения наши взгляды полностью совпадают, так что мне нет надобности что-то добавлять к этому. Он в резких выражениях отзывается о Геринге и Риббентропе, которых считает повинными во всех ошибках в нашем общем руководстве войной, и здесь он абсолютно прав. Но и он не знает, как побудить фюрера расстаться с ними обоими и заменить их новыми, сильными личностями. Я сообщаю ему о своем предпоследнем разговоре с фюрером, - разговоре, в котором я обратил внимание фюрера на то, что, в частности, если Геринг останется, то это угрожает привести, если еще не привело, к государственному кризису. Гиммлер подробно расспрашивает, какое впечатление произвели эти слова на фюрера. Хотя они и произвели на фюрера очень сильное впечатление, он тем не менее пока еще не сделал выводов.
Что касается положения на фронтах, то Гиммлер весьма обеспокоен, в частности, развитием событий в Померании и на западе. Но в настоящий момент еще больше беспокойства доставляет ему продовольственное снабжение, виды на которое в ближайшие месяцы будут довольно неутешительными. Моральный дух войск, несомненно, подорван. Гиммлер признает это также на основе впечатлений от группы армий "Висла". К тому же у нас нет ни в военном, ни в гражданском секторах сильного центрального руководства: все требуется докладывать самому фюреру, а сделать это вообще бывает возможно лишь в незначительном количестве случаев. Успешному военному руководству повсюду мешают Геринг и Риббентроп. Но что можно поделать? Ведь, в конце концов, нельзя же силой заставить фюрера расстаться с обоими. Гиммлер правильно обрисовывает ситуацию: разум подсказывает ему, что у нас мало шансов выиграть войну в военном отношении, но инстинкт говорит, что рано или поздно откроется политическая возможность, которую еще можно будет употребить в нашу пользу. Гиммлер видит эту возможность больше на Западе, чем на Востоке. Он думает, что Англия образумится, в чем я несколько сомневаюсь. Гиммлер, как следует из его высказываний, полностью ориентируется на Запад; от Востока он вообще ничего не ожидает. Я же думаю, что, скорее всего, чего-то можно было бы достигнуть на Востоке: Сталин кажется мне большим реалистом, чем англо-американские безумцы. Но ясно, конечно, что если бы нам и удалось добиться мира, то на скромных условиях. Предпосылка для этого - удержание нами где-нибудь своих позиций, ибо если нас повергнут в прах, то тогда мы не сможем больше вести переговоры с противником. Итак, всю силу рейха надо сконцентрировать теперь на этой цели.
Гиммлер согласен с тем, чтобы мы сейчас направили обучающиеся в казармах войсковые части для подкрепления тылов Западного и Восточного фронтов. Юттнер до сих пор всячески противится этому. Поэтому Гиммлер вызовет к себе Юттнера и отдаст ему приказ. Ближайший сотрудник Юттнера генерал Кляйнер также его сторонник, и он еще полностью солидаризируется с курсом генерал-полковника Фромма.
Я подробно говорю с Гиммлером и о Фромме. Кальтенбруннер еще утром позаботился о том, чтобы несколько активизировать процесс над Фроммом. В первой фазе этого процесса Фромм фактически полностью взял его ведение в свои руки.
Атмосфера в окружении Гиммлера очень милая, скромная и совершенно национал-социалистская. Она воздействует исключительно благоприятно. Можно только радоваться, что по крайней мере у Гиммлера еще преобладает прежний национал-социалистский дух.
По пути домой я имею возможность еще раз основательно обдумать все, о чем мы говорили. Поездка по поглощенной сумерками местности производит сильное впечатление. Мы снова и снова проезжаем мимо обозов, которые как бы символизируют эту гигантскую войну.
Едва прибыв в Берлин, я вынужден снова браться за бумаги, которые опять нагромоздились горами за несколько часов моего отсутствия.
Что касается вечерней сводки, то из Венгрии сообщается, что наши войска встречают там исключительно ожесточенное сопротивление. Поэтому они пока что не смогли захватить большого пространства. В Померании положение еще больше ухудшилось, в Восточной Пруссии тоже. Существует угроза нового расчленения наших войск. Наша контратака у Лаубана привела к некоторому успеху.
Мне звонит гаулейтер Штёр и горько сетует на падение морального духа в войсках, что, к сожалению, происходит на самом деле. Это, как зараза, распространяется среди части населения, и Штёр хотел бы в своем гау по радио обратиться к общественности, чтобы попытаться снова несколько укрепить моральный дух.
Противник продвинулся через Бонн в направлении Кобленца. Здесь картина на карте совершенно запутанная. Мы попробуем создать новую оборонительную линию западнее Мозеля, но еще вопрос, удастся ли это.
Доктор Науман был по моему поручению у фюрера для доклада об эвакуации высших учреждений рейха и вермахта из Берлина. Фюрер считает, что ее надо по крайней мере подготовить. Я был бы рад, если бы эти высшие учреждения побыстрее исчезли из Берлина, ибо они не укрепляют боевой моральный дух в столице рейха. Так что их надо - и в этом фюрер совершенно прав - постепенно вывезти, не привлекая всеобщего внимания.
На Наумана разговор с фюрером произвел глубокое впечатление. Фюрер находится в наилучшей форме, проявляет твердость. Хотя положение исключительно серьезное и угрожающее, он воздействует как фактор успокоения в условиях паники. Пока он находится во главе рейха, флаги спускать нет надобности.
