![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
mincao31 марта 1945 года, суббота [с. 1-46]
предыдущий день
На востоке основными районами боев были Венгрия и Моравска-Остравский район.
В Венгрии советские войска атаковали наши передовые позиции западнее Капошвара и добились здесь вклинения на нескольких участках. У Кестхея на северо-западной оконечности Балатона наступающий противник был остановлен. Между Кестхеем и Сомбатхеем большевики прорвали наши оборонительные позиции и продвинулись до Залаэгерсега. Эти комбинированные удары направлены на район нефтедобычи у Надьканижи. На венгерско-немецкой границе противник... [...и так далее]
Наши противники на Западе сейчас высказывают мнение, что незначительное усиление нашего сопротивления на Западном фронте представляет собой последнюю попытку Кессельринга предотвратить немецкую катастрофу. Между тем достижения англо-американцев, сверх ожидания столь велики, что усилия Кессельринга вряд ли могут обернуться какими-то успехами. Считают, что организованного сопротивления уже не наблюдается; наоборот, англо-американские танки могут разъезжать по стране как им угодно. В общем и целом это соответствует истине, за исключением положения вещей на Нижнем Рейне, где наши парашютисты еще оказывают фанатическое сопротивление, с которым Монтгомери на данном отрезке времени никак не может справиться.
Ясно, что, принимая во внимание эту обстановку на Западном фронте, тревоги по поводу подводной войны в Англии и в Америке ослабевают. В последнее время там серьезно волновались в связи с тем, что наши подводные лодки вновь появились в просторах океанов; теперь же считается, что эта угроза уже не страшна.
Бельгийский министр иностранных дел Спаак, выступая на съезде соцпартии своей страны, заявляет, что Бельгия не заинтересована в разделе рейха. Спаак явно струсил, поскольку добавил, что если, например, отделить от рейха Рейнскую область, то это вызовет третью мировую войну.
Разногласия во вражеском стане в связи с предстоящей конференцией в Сан-Франциско приняли уже значительные масштабы, особенно по вопросу о числе голосов. Кремль требует для СССР трех голосов — для различных частей своей империи. Советы явно намерены загнать англо-американцев в угол и вовсе не рады предстоящей конференции в Сан-Франциско. Они знают, что там должны приниматься важные решения, в частности по вопросам, отложенным в Ялте. В Москве все еще не принято никаких решений по поводу преобразования польского правительства. Кремль затягивает дело сверх всякой меры, и теперь возникает вопрос, каким образом вообще польское правительство будет представлено в Сан-Франциско. Создастся удивительно гротескное положение, если Польша, которая вообще начала эту войну, не будет иметь в Сан-Франциско ни места, ни голоса. В Москве же, разумеется, весь интерес сводится к тому, чтобы затяуть дело подольше, не допуская при этом открытого конфликта с Рузвельтом и Черчиллем. Но американцы так просто не дают себя провести. Они заявляют, что у них еще до начала конференции в Сан-Франциско должна быть ясность по вопросу о Польше, что поляки должны при всех обстоятельствах получить представительство в Сан-Франциско. Если же до тех пор не будут найдены решения, то в известной мере это может послужить поводом для пересмотра отношений внутри коалиции наших противников.
Католическая пресса в Англии идет еще дальше, допуская резкие выпады против большевизма; первую скрипку здесь играет «Католик геральд». Этот орган печати говорит таким языком, что и немецкая пресса не нашла бы лучшего. Полагаю, что эта массированная критика ведется по указанию Ватикана.
Нынешняя Страстная пятница — самая ужасная из всех, какие мне когда-либо приходилось встречать. Нет и крупицы праздничного настроения. Единственное светлое пятно — то, что в последние сутки воздушная война, ведущаяся противником, несколько поутихла. Но это не обнадеживает: все объясняется только плохой погодой в Англии.
Развитие событий на западе, естественно, дает повод для самых больших тревог. Кессельрингу все еще не удалось создать нечто хотя бы приблизительно похожее на прочную линию обороны. Если посмотреть на карту, где нанесена обстановка, то можно подумать, что на западе начинается катастрофа; при этом особенно достойно сожаления то, что ни среди гражданского населения, ни в войсках не наблюдается необходимого для продолжения борьбы морального духа.
Не меньшую тревогу вызывает и развитие обстановки в Венгрии. Здесь перед нами скоро со всей серьезностью встанет вопрос о том, способны ли мы вообще удержать район нефтедобычи. Во всяком случае, советские войска уже пересекли там границу германского рейха. А это означает, что 6-я армия Зеппа Дитриха дала разбить себя в пух и прах.
Шпеер дважды был у фюрера для обсуждения с ним хода осуществления чрезвычайной программы вооружений. При этом между ними произошло драматичное столкновение по поводу политических взглядов Шпеера. Фюрер предъявил Шпееру серьезные претензии относительно того, что он слишком угодничает перед промышленниками и защищает тенденции, несовместимые с национал-социалистскими представлениями о войне. Шпеер не возражал; и все же ему удалось настоять на том, чтобы фюрер согласился смягчить свой последний указ о разрушении наших промышленных объектов в областях, оккупируемых англо-американцами; теперь разрешается просто выводить объекты из строя, не разрушая их, если это тоже ведет к желаемой цели, и запрещается разрушать и выводить из строя военно-промышленные предприятия — даже при большой угрозе, — если производство военной продукции на них может быть продолжено.
В полдень фюрер зовет меня к себе, чтобы еще раз обсудить вопрос о его обращении к немецкому народу. У меня такое впечатление, что он сейчас не особенно стремится к этому. Он сообщает мне, что распорядился начать на западе исключительно широкомасштабные военные мероприятия. Они должны, конечно, дать какой-то видимый эффект, прежде чем он выступит перед народом. Пока же об этом не может быть и речи. Да и войска нельзя слишком сильно пришпоривать в отношении боевого духа, поскольку они еще не получили поддержки ни свежими соединениями, ни новым оружием. В целом он бросает на Западный фронт около 160 безупречно вооруженных батальонов. Они уже на подходе туда, но пройдет еще несколько дней, прежде чем они вступят в бой. Обстановка на карте показывает, что у нас на фронте обозначился ряд глубоких и крупных дыр, которые чем-то нужно затыкать. Он прилагает поистине титанические усилия, решая эту задачу, но от своих военных сотрудников получает лишь ограниченную поддержку. У меня тоже такое впечатление, что в последние дни фюрер сильно переработал. В истекшие сутки, к примеру, он спал всего два часа. Это можно объяснить только тем, что у него нет таких помощников, которые взяли бы на себя основную часть черновой работы. Так, ему пришлось снова отправить Гудериана в отпуск, ибо тот стал совершенным истериком и трясущимся неврастеником, а потому вносит больше беспокойства, чем порядка. На месте Гудериана сейчас генерал Кребс, который долгое время был начальником штаба у Моделя. Кребс — превосходный человек. Какое-то время он был нашим военным атташе в Москве, но дипломатическая деятельность его не испортила. Самый способный помощник Гудериана — это генерал Венк, который по разному поводу бывал на докладах и у меня. К сожалению, в последний раз, когда он отправлялся в группу армий «Висла», чтобы завершить операцию в Померании, его автомобиль разбился и он получил такую травму, что до сих пор лежит в госпитале. На Моделя, конечно, тоже можно положиться, но он сейчас сам пытается решить почти неразрешимую задачу, так как у него нет войск, необходимых для преодоления трудностей на западе. Поэтому и он долго не выдержит, если ему не подбросят резервов. Кессельринг слишком поздно, как снова подчеркивает фюрер, перешел на Западный фронт и потому не сумел создать здесь такую же прочную линию обороны, как в Италии.
Фюрер снова обращает мое внимание на то, что боевой дух войск и моральное состояние населения взаимообусловлены. Он, по его словам, полностью убежден в том, что не гражданское население заражает войска безверием и паникерством, а войска поступают так, способствуя снижению морального духа населения. Именно войска положили начало катастрофе на западе, причем даже не простые солдаты, а именно офицеры и штабы. Тем не менее нам надо собрать все силы и попытаться создать новую линию фронта; соответствующие меры для этого, пусть и носящие характер импровизаций, уже принимаются. Конечно, наши экономические потери ужасны, особенно потеря угля и стали. Сначала мы лишились Верхнесилезского индустриального района, потом у нас вырвали из рук Саарскую область, а теперь уже и половина Рура может считаться потерянной.
Фюрер сейчас вместе со Шпеером занимается переориентацией предприятий, производящих вооружение. Нам надо нацелиться на производство такой военной техники, которая требует меньше стали и, следовательно, меньше угля. Фюрер крайне раздражен тем, что эту работу ему приходится делать в основном самому. Даже в министерстве вооружений он, по его словам, не находит нужной поддержки. Шпеер, оказывается, совсем не такая уж сильная личность, за которую он раньше себя выдавал; Заур энергичнее и лучше владеет искусством импровизации.
Восстановительным мероприятиям на Западном фронте снова чинит помехи генералитет вермахта. Наши генералы, особенно из числа тех, что составляют окружение фюрера, похожи сейчас на тростник под ветром. Фюреру приходится тратить много сил и времени на то, чтобы каждый день терпеливо приводить их в чувство и дисциплинировать. А это, как он подчеркивает в разговоре со мной, — поистине геркулесов труд. Я тоже вижу, что он от такой нагрузки основательно сдал. Во время этой беседы я заметил, что еще никогда у него так не тряслись руки.
Я подробно докладываю фюреру обо всех проводимых мной пропагандистских мероприятиях в отношении Запада. Он очень доволен опубликованными нами сообщениями о произволе, чинимом англо-американцами. Мои соображения, касающиеся организации и подготовки акции «Вервольф» и ее пропаганды, он также находит вполне удовлетворительными. Сейчас нужно говорить с англо-американцами более твердым тоном, чем это делалось раньше. Из-за нашей излишней сдержанности в этом вопросе как раз и получилось, что немецкий народ стал считать англо-американцев гуманнее Советов.
Разумеется, я не могу утаить от фюрера то, что доктор Дитрих создает для этой пропаганды точно такие же трудности, как и в свое время для пропаганды ужасов большевизма. Я привожу фюреру несколько примеров, которые вызывают у него крайнее раздражение и гнев. Он прямо на ходу решает немедленно сместить доктора Дитриха с его поста и поручает Лоренцу вести его дела. Правда, Лоренц не вступит в должность начальника имперского управления печати, а только возьмет на себя функцию пресс-атташе при фюрере. Это будет для меня большим облегчением. Доктор Дитрих — явный трус, он не справляется с задачами, вызванными нынешним кризисом. В подобные моменты нужны только сильные личности, прежде всего такие, которые слепо выполняют все, что им поручено. А доктор Дитрих к такой категории не относится. В своей работе я извожу на него столько же сил, сколько фюрер изводит на своих генералов. Да и как мне положиться на людей, подобных доктору Дитриху, при ведении, например, нынешней пропаганды, связанной с акцией «Вервольф», которую нужно исключительно серьезно радикализировать? Фюрер получил письмо от Штрейхера. Смысл письма сводится к тому, что сейчас, в минуты крайней опасности для отечества, он, Штрейхер, просит дать ему какую-то работу, так как он не в состоянии спокойно сидеть в своем поместье. Фюрер спрашивает меня, где бы мы могли его использовать. Вероятно, он мог бы понадобиться мне для работы в рамках акции «Вервольф», поскольку Штрейхер — человек очень энергичный. Он мог бы выступать с ходу с пятиминутными речами, которые мне пришлось бы заранее долго отрабатывать. Я свяжусь со Штрейхером. Во всяком случае, ясно, что фюрер был бы счастлив, если бы я нашел для Штрейхера какое-то занятие. Он чувствует по отношению к нему определенную вину: ведь Штрейхер — человек большого размаха, лишь однажды сбившийся с верного пути. Как бы то ни было, подчеркивает фюрер, штрейхеровские статьи были бы сейчас, безусловно, лучше и нужнее, чем статьи доктора Лея.
В этой связи я делаю довольно резкое замечание о статьях доктора Лея. Прежде всего я обращаю внимание фюрера на то, что доктор Лей постоянно ссылается на похвальные отзывы о своих статьях со стороны самого фюрера, который якобы считает их верхом журналистского искусства убеждать. Фюрер со смехом объявляет, что он вообще никогда не читал статей доктора Лея, не говоря уже о том, что ни разу не говорил, будто считает его статьи хорошими. Тогда я передаю фюреру краткое содержание двух последних статей Лея — о Дрездене и об обстановке на Западном фронте, которые произвели на общественность прямо-таки катастрофическое воздействие. Фюрер дает мне поручение в будущем подвергать строгой цензуре подобные статьи и позаботиться о том, чтобы разные глупости, встречающиеся в последнее время в статьях доктора Лея, больше не публиковались. В остальном же фюрер придерживается той точки зрения, что доктор Лей — ярко выраженный фанатик и что его можно с известными оговорками использовать на таких делах, которые требуют истинного фанатизма. Поэтому-то он и передал ему дело формирования добровольческого корпуса «Адольф Гитлер». Так или иначе, подчеркнул фюрер, смысл всех наших усилий в том, чтобы постепенно снова совладать с ситуацией на западе.
Что же касается повышения морального духа и стойкости, то я твердо убежден в том, что теперь, когда фюрер облегчает мою деятельность в качестве начальника имперского управления печати, я смогу вновь наладить дело. Я быстрейшим образом очищу управление от всех пораженчески настроенных элементов и от упрямцев, а затем начну такую пропаганду против Запада, которая не уступит пропаганде против Востока. Антиангло-американская пропаганда — важнейшее требование момента. Если мы разъясним нашему народу, что англичане и американцы будут обращаться с ним так же, как и большевики, то он займет по отношению к противнику на Западе совсем иную позицию. Если нам удалось ожесточить немецкий народ и наполнить его ненавистью к большевикам, то почему же нам не удастся сделать это и по отношению к англо-американцам? К сожалению, мы — вопреки моему совету — совершили ошибку, не выйдя из Женевской конвенции. Если бы мы все-таки вышли из нее, то немецкие солдаты, безусловно, не сдавались бы в плен англо-американцам в таких количествах, как сейчас. Фюрер совершенно со мной согласен. Он позволил тогда Кейтелю, Борману и Гиммлеру своей болтовней уговорить себя и не сделал того, что было необходимо и разумно. Я был единственным, кто был прав в этом вопросе, и фюрер теперь откровенно это признает.
В остальном фюрер убежден, что в течение ближайших 8-10 дней он как-то сумеет заткнуть дыры на Западном фронте. Тогда постепенно осуществится и замысел с добровольческим корпусом «Адольф Гитлер». Я обещаю ему, что в самое ближайшее время подниму партизанскую деятельность в оккупированных западных областях на достаточно высокий уровень. Теперь после устранения бургомистра Ахена на очереди еврейский полицай-президент Кёльна и бургомистр Рейдта. В любом случае я убежден, что нам в течение не столь уж долгого времени удастся поставить к стенке каждого немецкого предателя, перешедшего на сторону западных врагов.
Что касается ВВС, то фюрер отныне дает здесь исключительно широкие полномочия обергруппенфюреру СС Каммлеру. Фюрер хочет осуществить совсем небольшую программу производства авиационного вооружения, но сделать это намерен со всей настойчивостью и силой. Эта программа должна быть выполнена при любых обстоятельствах. Геринг чувствует, что с передачей Каммлеру таких полномочий его в значительной мере отодвигают в сторону, но здесь уже ничего нельзя изменить. Фюрер отводит от себя упрек в том, что Каммлер не был назначен раньше, ссылкой на то, что Каммлера он узнал впервые только при организации использования нашего оружия «Фау». По мнению фюрера, Каммлер вполне подходящий человек для того, чтобы вопреки всему активизировать наши ВВС в новых, ограниченных рамках. Мы сейчас должны действовать по тому же принципу, каким руководствовались Советы во время своего острейшего военного кризиса, а именно: по возможности пользоваться самыми примитивными средствами и попытаться сделать из нужды добродетель. Если же генералитет наших ВВС будет этому противиться и не станет выполнять инструкции Каммлера, фюрер прибегнет к военно-полевым судам и расстрелам. Во всяком случае, он намерен сейчас привести нашу военную авиацию в надлежащий вид и порядок. И я полагаю, что он это сумеет сделать, поскольку генералитет ВВС, как и генералитет сухопутных войск, труслив и, когда чувствует на себе руку хозяина, становится послушнее.
Фюрер обещает мне быстрейшим образом выступить с обращением по радио к немецкому народу. Но, как уже было сказано, он сначала хочет дождаться успешных результатов принятых им на Западном фронте мер. Я несколько сомневаюсь теперь в том, что он действительно намерен выступить в обозримом будущем. У фюрера сейчас появился какой-то совершенно непонятный мне страх перед микрофоном. Хотя он и понимает, что было бы неверно теперь оставить народ без такого обращения, но, к сожалению, служба СД после его недавнего выступления доложила ему, что в народе его речь критиковалась, что он будто бы не сказал ничего существенно нового. А он и действительно не может сообщить народу ничего нового. Уже о чем-то говорит сам факт, что фюрер заявляет о необходимости сообщить в своей речи нечто существенное, а пока у него для этого нет предпосылок. Я возражаю, обращая его внимание на другую сторону дела и указывая, что народ ожидает от него хотя бы какого-то сигнала. Такой сигнал можно было бы дать и в нынешней трудной обстановке. В общем, наша «дуэль» по поводу речи принимает такой характер, что мне становится просто не под силу убедить фюрера немедленно составить эту речь. Однако он обещает сделать это в ближайшие дни. Хорошо уже то, что этот разговор с фюрером помог мне отделаться от доктора Дитриха и тем самым значительно облегчил мою работу. Фюреру особенно не понравилось то, что доктор Дитрих внес коррективы в сформулированное мной сообщение о расстреле бургомистра Ахена. В тексте сообщения я упомянул о суде нации, который приговорил ахенского бургомистра к смерти; доктор Дитрих, пользуясь своими полномочиями, вычеркнул этот пассаж, возразив, что подобного «суда нации» не существует в природе. О, святейшая простота!
Фюрер очень рад тому, что я берусь подыскать работу для Штрейхера. Штрейхер уж очень запал ему в сердце и заслуживает того, чтобы в теперешнее время быть выдвинутым. Как бы то ни было, по степени убежденности он выше многих тех, кто сегодня занимает ответственные посты в партии и в государстве.
Обстановка на Восточном фронте, естественно, тоже доставляет фюреру много неприятностей. Он придерживается мнения, что все это в большой мере результат попустительства Гудериана. У Гудериана нет твердости в характере. И он слишком нервный. Эти свои недостатки он обнаружил, командуя войсками и на западе, и на востоке. На Восточном фронте в критическую зиму 1941/42 года он самовольно начал отступление и тем самым привел в расстройство весь фронт. Когда Гудериан стал отходить, за ним последовали Кюхлер и Гёпнер. Таким образом, вину за серьезный кризис на Востоке зимой 1941/42 года следует записать на счет Гудериана. Генералы сухопутных войск тогда совсем потеряли голову: они впервые оказались перед лицом такого кризиса, а до этого знавали только победы. Вот они и решили отступать вплоть до границ рейха. Фюрер снова описывает мне свой драматичный разговор с Кюхлером, когда тот предложил ему отвести войска назад, бросив всю тяжелую технику, и, если нужно, отступить до самой границы рейха. Если бы мы это сделали, то война закончилась бы, вероятно, еще зимой 1941/42 года.
В Венгрии разыгрывается сейчас настоящая трагедия. Зепп Дитрих, как я уже отмечал в последний раз, ввел в сражение в Венгрии лишь часть своих войск и об их численности открыто солгал фюреру. Он хотел оставить резервы в рейхе для последующего их использования на одерском участке фронта. В результате ему в Венгрии не хватило необходимых пополнений. Фюрера глубоко оскорбило такое поведение Зеппа Дитриха. Он высказал по этому поводу самый серьезный упрек также Гиммлеру. И вот теперь, как я уже подчеркивал, Гиммлер снимает у эсэсовских соединений в Венгрии нарукавные нашивки. Но это мало что даст. Причиненный ущерб этим не поправишь.
Фюрер теперь тоже придерживается мнения, что у Гиммлера нет никаких оперативных способностей. Он, правда, педант, но, уж конечно, никакой не полководец. У него совершенно нет широты во взглядах. Это он уже доказал своими операциями в Померании, которые полностью застопорились из-за узости его оперативного мышления. Фюрер убежден теперь, что из рядов СС никогда и не вышло бы настоящего полководца. Ни Зеппа Дитриха, ни Хауссера нельзя отнести к людям, наделенным большим оперативным талантом. По-настоящему достойными были лишь Хубе и Дитль, но они, к несчастью, потеряны для нас: погибли в воздушных катастрофах. Кто же у нас еще остался? Пожалуй, это Шёрнер, человек большого таланта и прекрасный работник. Он всегда тщательно готовит свои операции и, несмотря на ограниченность имеющихся средств, вновь и вновь отбрасывает противника назад. Он молодец, на него можно положиться с закрытыми глазами. И что самое главное — он всегда говорит фюреру правду. То, что Зепп Дитрих, действуя в Венгрии, этого не сделал, глубоко оскорбило фюрера. Он даже говорит об исторической вине, которую Зепп Дитрих принял на себя. И вот теперь нам, по-видимому, надо считаться с тем, что мы потеряем венгерский нефтеносный район. Пока еще дело, правда, до этого не дошло, но это вполне может случиться. Если добавить к тому еще и разгром в Померании, то можно сказать, что войска СС в последнее время изрядно провинились. Поэтому авторитет Гиммлера в глазах фюрера существенно упал. Нельзя не признать и того, что мы вообще попали в полосу неудач. И эти неудачи нужно относить не только за счет неспособности помощников фюрера, но и за счет недостаточности средств, которыми мы теперь располагаем.
Фюрер, как он сам мне сказал, с удовольствием набрал бы себе новых, лучших сотрудников, если бы мог их найти. Но таковых — и я тоже должен это признать — у фюрера не имеется. Он сказал мне, например, что, конечно, поставил бы меня во главе всей партийной пропаганды с превеликим удовольствием еще в 1922 году, если бы знал меня тогда; но тогда он просто не имел представления о моем существовании. Поэтому глупо было бы и спрашивать, почему я не руковожу партийной пропагандой с 1922 года. Человека можно познать, только общаясь с ним. Разумеется, в вермахте найдется еще немало оперативных талантов, но отыскать-то их очень трудно.
Мне просто больно видеть, какое плохое физическое состояние у фюрера. Он говорит, что уже почти не спит, что беспрерывно загружен работой и что его совершенно изматывает необходимость постоянно взбадривать и приводить в чувство своих слабонервных и бесхарактерных сотрудников. Могу себе представить, насколько все это утомительно и хлопотно. Фюрера мне просто жаль, особенно когда я вижу его в таком состоянии. И все же я не могу отказаться от своей обращенной к фюреру настоятельной просьбы как можно быстрее выступить перед народом. Но в этом случае ему придется дня на два — три отказаться от военных совещаний. Сейчас самое важное — чтобы он снова воодушевил народ; остальное я тогда возьму на себя. Теперь, когда я освободился от доктора Дитриха, мне думается, я сумею в кратчайший срок взять прессу под жесткий контроль. Однако условием для этого должен стать тот лозунг, который фюрер даст и прессе, и всему немецкому народу.
Во время беседы фюрер исключительно вежлив со мной и предупредителен. Можно сразу заметить, что ему приятно разговаривать с человеком, который не падает от страха при любом кризисе.
Радость доктора Наумана по поводу отстранения доктора Дитриха не поддается никакому описанию. Доктор Дитрих в нашем министерстве — это просто инородное тело.
Теперь министерство снова будет под единым руководством. Доктор Науман получает от меня задание создать для этого необходимые условия.
Всю Страстную пятницу я тружусь дома не разгибая спины. Я вообще даже не замечаю праздника. В сегодняшней сводке ОКВ звучит какая-то новая отвратительная нота. Можно себе представить, как, внимая этим печальным вестям, немецкий народ постепенно теряет все свое мужество.
В течение вечера на Западном фронте мало что изменилось в территориальном отношении. Передовые части противника пробились в район Брилона и Падерборна, намереваясь, вероятно, выйти к Везеру. На остальных участках противник сейчас занят подтягиванием тылов. Наши контрмеры должны начаться уже в этот вечер. Конечно, в настоящий момент вряд ли можно надеяться на многое.
Что же касается Восточного фронта, то в Венгрии снова усилилось давление противника на участке вдоль германской границы. В одном месте противнику удалось перейти границу и овладеть двумя австрийскими деревнями. К югу от Балатона мы еще держимся пытаясь по возможности сохранить за собой район нефтедобычи. Исключительно сильными были новые удары советских войск в Верхней Силезии. Противник добился нескольких вклинений, но все их удалось ликвидировать. Положение в Глогау стало несколько критическим в результате действий вражеской авиации; гарнизон Кюстрина из тысячи человек под командованием Райнефарта пробился к нашей передовой. Исключительно критическая обстановка сложилась в районе Готенхафена и Данцига. Боюсь, что здесь все скоро кончится.
Я засиживаюсь до поздней ночи, отыскивая и обосновывая предпосылки для реорганизации нашего отдела печати. От рейхслейтера Бормана пришло уведомление, что фюрер имел трехминутную беседу с доктором Дитрихом, в ходе которой Дитрих сам попросился в отпуск на неопределенное, а Зюндерман — на ближайшее время. Наконец-то у меня появилась настоящая свобода действий, необходимая для реализации всех моих начинаний. Я использую эту возможность и начиню прессу такими фактами, от которых и в последующее время нельзя уже будет отказаться.
предыдущий день
На востоке основными районами боев были Венгрия и Моравска-Остравский район.
В Венгрии советские войска атаковали наши передовые позиции западнее Капошвара и добились здесь вклинения на нескольких участках. У Кестхея на северо-западной оконечности Балатона наступающий противник был остановлен. Между Кестхеем и Сомбатхеем большевики прорвали наши оборонительные позиции и продвинулись до Залаэгерсега. Эти комбинированные удары направлены на район нефтедобычи у Надьканижи. На венгерско-немецкой границе противник... [...и так далее]
Наши противники на Западе сейчас высказывают мнение, что незначительное усиление нашего сопротивления на Западном фронте представляет собой последнюю попытку Кессельринга предотвратить немецкую катастрофу. Между тем достижения англо-американцев, сверх ожидания столь велики, что усилия Кессельринга вряд ли могут обернуться какими-то успехами. Считают, что организованного сопротивления уже не наблюдается; наоборот, англо-американские танки могут разъезжать по стране как им угодно. В общем и целом это соответствует истине, за исключением положения вещей на Нижнем Рейне, где наши парашютисты еще оказывают фанатическое сопротивление, с которым Монтгомери на данном отрезке времени никак не может справиться.
Ясно, что, принимая во внимание эту обстановку на Западном фронте, тревоги по поводу подводной войны в Англии и в Америке ослабевают. В последнее время там серьезно волновались в связи с тем, что наши подводные лодки вновь появились в просторах океанов; теперь же считается, что эта угроза уже не страшна.
Бельгийский министр иностранных дел Спаак, выступая на съезде соцпартии своей страны, заявляет, что Бельгия не заинтересована в разделе рейха. Спаак явно струсил, поскольку добавил, что если, например, отделить от рейха Рейнскую область, то это вызовет третью мировую войну.
Разногласия во вражеском стане в связи с предстоящей конференцией в Сан-Франциско приняли уже значительные масштабы, особенно по вопросу о числе голосов. Кремль требует для СССР трех голосов — для различных частей своей империи. Советы явно намерены загнать англо-американцев в угол и вовсе не рады предстоящей конференции в Сан-Франциско. Они знают, что там должны приниматься важные решения, в частности по вопросам, отложенным в Ялте. В Москве все еще не принято никаких решений по поводу преобразования польского правительства. Кремль затягивает дело сверх всякой меры, и теперь возникает вопрос, каким образом вообще польское правительство будет представлено в Сан-Франциско. Создастся удивительно гротескное положение, если Польша, которая вообще начала эту войну, не будет иметь в Сан-Франциско ни места, ни голоса. В Москве же, разумеется, весь интерес сводится к тому, чтобы затяуть дело подольше, не допуская при этом открытого конфликта с Рузвельтом и Черчиллем. Но американцы так просто не дают себя провести. Они заявляют, что у них еще до начала конференции в Сан-Франциско должна быть ясность по вопросу о Польше, что поляки должны при всех обстоятельствах получить представительство в Сан-Франциско. Если же до тех пор не будут найдены решения, то в известной мере это может послужить поводом для пересмотра отношений внутри коалиции наших противников.
Католическая пресса в Англии идет еще дальше, допуская резкие выпады против большевизма; первую скрипку здесь играет «Католик геральд». Этот орган печати говорит таким языком, что и немецкая пресса не нашла бы лучшего. Полагаю, что эта массированная критика ведется по указанию Ватикана.
Нынешняя Страстная пятница — самая ужасная из всех, какие мне когда-либо приходилось встречать. Нет и крупицы праздничного настроения. Единственное светлое пятно — то, что в последние сутки воздушная война, ведущаяся противником, несколько поутихла. Но это не обнадеживает: все объясняется только плохой погодой в Англии.
Развитие событий на западе, естественно, дает повод для самых больших тревог. Кессельрингу все еще не удалось создать нечто хотя бы приблизительно похожее на прочную линию обороны. Если посмотреть на карту, где нанесена обстановка, то можно подумать, что на западе начинается катастрофа; при этом особенно достойно сожаления то, что ни среди гражданского населения, ни в войсках не наблюдается необходимого для продолжения борьбы морального духа.
Не меньшую тревогу вызывает и развитие обстановки в Венгрии. Здесь перед нами скоро со всей серьезностью встанет вопрос о том, способны ли мы вообще удержать район нефтедобычи. Во всяком случае, советские войска уже пересекли там границу германского рейха. А это означает, что 6-я армия Зеппа Дитриха дала разбить себя в пух и прах.
Шпеер дважды был у фюрера для обсуждения с ним хода осуществления чрезвычайной программы вооружений. При этом между ними произошло драматичное столкновение по поводу политических взглядов Шпеера. Фюрер предъявил Шпееру серьезные претензии относительно того, что он слишком угодничает перед промышленниками и защищает тенденции, несовместимые с национал-социалистскими представлениями о войне. Шпеер не возражал; и все же ему удалось настоять на том, чтобы фюрер согласился смягчить свой последний указ о разрушении наших промышленных объектов в областях, оккупируемых англо-американцами; теперь разрешается просто выводить объекты из строя, не разрушая их, если это тоже ведет к желаемой цели, и запрещается разрушать и выводить из строя военно-промышленные предприятия — даже при большой угрозе, — если производство военной продукции на них может быть продолжено.
В полдень фюрер зовет меня к себе, чтобы еще раз обсудить вопрос о его обращении к немецкому народу. У меня такое впечатление, что он сейчас не особенно стремится к этому. Он сообщает мне, что распорядился начать на западе исключительно широкомасштабные военные мероприятия. Они должны, конечно, дать какой-то видимый эффект, прежде чем он выступит перед народом. Пока же об этом не может быть и речи. Да и войска нельзя слишком сильно пришпоривать в отношении боевого духа, поскольку они еще не получили поддержки ни свежими соединениями, ни новым оружием. В целом он бросает на Западный фронт около 160 безупречно вооруженных батальонов. Они уже на подходе туда, но пройдет еще несколько дней, прежде чем они вступят в бой. Обстановка на карте показывает, что у нас на фронте обозначился ряд глубоких и крупных дыр, которые чем-то нужно затыкать. Он прилагает поистине титанические усилия, решая эту задачу, но от своих военных сотрудников получает лишь ограниченную поддержку. У меня тоже такое впечатление, что в последние дни фюрер сильно переработал. В истекшие сутки, к примеру, он спал всего два часа. Это можно объяснить только тем, что у него нет таких помощников, которые взяли бы на себя основную часть черновой работы. Так, ему пришлось снова отправить Гудериана в отпуск, ибо тот стал совершенным истериком и трясущимся неврастеником, а потому вносит больше беспокойства, чем порядка. На месте Гудериана сейчас генерал Кребс, который долгое время был начальником штаба у Моделя. Кребс — превосходный человек. Какое-то время он был нашим военным атташе в Москве, но дипломатическая деятельность его не испортила. Самый способный помощник Гудериана — это генерал Венк, который по разному поводу бывал на докладах и у меня. К сожалению, в последний раз, когда он отправлялся в группу армий «Висла», чтобы завершить операцию в Померании, его автомобиль разбился и он получил такую травму, что до сих пор лежит в госпитале. На Моделя, конечно, тоже можно положиться, но он сейчас сам пытается решить почти неразрешимую задачу, так как у него нет войск, необходимых для преодоления трудностей на западе. Поэтому и он долго не выдержит, если ему не подбросят резервов. Кессельринг слишком поздно, как снова подчеркивает фюрер, перешел на Западный фронт и потому не сумел создать здесь такую же прочную линию обороны, как в Италии.
Фюрер снова обращает мое внимание на то, что боевой дух войск и моральное состояние населения взаимообусловлены. Он, по его словам, полностью убежден в том, что не гражданское население заражает войска безверием и паникерством, а войска поступают так, способствуя снижению морального духа населения. Именно войска положили начало катастрофе на западе, причем даже не простые солдаты, а именно офицеры и штабы. Тем не менее нам надо собрать все силы и попытаться создать новую линию фронта; соответствующие меры для этого, пусть и носящие характер импровизаций, уже принимаются. Конечно, наши экономические потери ужасны, особенно потеря угля и стали. Сначала мы лишились Верхнесилезского индустриального района, потом у нас вырвали из рук Саарскую область, а теперь уже и половина Рура может считаться потерянной.
Фюрер сейчас вместе со Шпеером занимается переориентацией предприятий, производящих вооружение. Нам надо нацелиться на производство такой военной техники, которая требует меньше стали и, следовательно, меньше угля. Фюрер крайне раздражен тем, что эту работу ему приходится делать в основном самому. Даже в министерстве вооружений он, по его словам, не находит нужной поддержки. Шпеер, оказывается, совсем не такая уж сильная личность, за которую он раньше себя выдавал; Заур энергичнее и лучше владеет искусством импровизации.
Восстановительным мероприятиям на Западном фронте снова чинит помехи генералитет вермахта. Наши генералы, особенно из числа тех, что составляют окружение фюрера, похожи сейчас на тростник под ветром. Фюреру приходится тратить много сил и времени на то, чтобы каждый день терпеливо приводить их в чувство и дисциплинировать. А это, как он подчеркивает в разговоре со мной, — поистине геркулесов труд. Я тоже вижу, что он от такой нагрузки основательно сдал. Во время этой беседы я заметил, что еще никогда у него так не тряслись руки.
Я подробно докладываю фюреру обо всех проводимых мной пропагандистских мероприятиях в отношении Запада. Он очень доволен опубликованными нами сообщениями о произволе, чинимом англо-американцами. Мои соображения, касающиеся организации и подготовки акции «Вервольф» и ее пропаганды, он также находит вполне удовлетворительными. Сейчас нужно говорить с англо-американцами более твердым тоном, чем это делалось раньше. Из-за нашей излишней сдержанности в этом вопросе как раз и получилось, что немецкий народ стал считать англо-американцев гуманнее Советов.
Разумеется, я не могу утаить от фюрера то, что доктор Дитрих создает для этой пропаганды точно такие же трудности, как и в свое время для пропаганды ужасов большевизма. Я привожу фюреру несколько примеров, которые вызывают у него крайнее раздражение и гнев. Он прямо на ходу решает немедленно сместить доктора Дитриха с его поста и поручает Лоренцу вести его дела. Правда, Лоренц не вступит в должность начальника имперского управления печати, а только возьмет на себя функцию пресс-атташе при фюрере. Это будет для меня большим облегчением. Доктор Дитрих — явный трус, он не справляется с задачами, вызванными нынешним кризисом. В подобные моменты нужны только сильные личности, прежде всего такие, которые слепо выполняют все, что им поручено. А доктор Дитрих к такой категории не относится. В своей работе я извожу на него столько же сил, сколько фюрер изводит на своих генералов. Да и как мне положиться на людей, подобных доктору Дитриху, при ведении, например, нынешней пропаганды, связанной с акцией «Вервольф», которую нужно исключительно серьезно радикализировать? Фюрер получил письмо от Штрейхера. Смысл письма сводится к тому, что сейчас, в минуты крайней опасности для отечества, он, Штрейхер, просит дать ему какую-то работу, так как он не в состоянии спокойно сидеть в своем поместье. Фюрер спрашивает меня, где бы мы могли его использовать. Вероятно, он мог бы понадобиться мне для работы в рамках акции «Вервольф», поскольку Штрейхер — человек очень энергичный. Он мог бы выступать с ходу с пятиминутными речами, которые мне пришлось бы заранее долго отрабатывать. Я свяжусь со Штрейхером. Во всяком случае, ясно, что фюрер был бы счастлив, если бы я нашел для Штрейхера какое-то занятие. Он чувствует по отношению к нему определенную вину: ведь Штрейхер — человек большого размаха, лишь однажды сбившийся с верного пути. Как бы то ни было, подчеркивает фюрер, штрейхеровские статьи были бы сейчас, безусловно, лучше и нужнее, чем статьи доктора Лея.
В этой связи я делаю довольно резкое замечание о статьях доктора Лея. Прежде всего я обращаю внимание фюрера на то, что доктор Лей постоянно ссылается на похвальные отзывы о своих статьях со стороны самого фюрера, который якобы считает их верхом журналистского искусства убеждать. Фюрер со смехом объявляет, что он вообще никогда не читал статей доктора Лея, не говоря уже о том, что ни разу не говорил, будто считает его статьи хорошими. Тогда я передаю фюреру краткое содержание двух последних статей Лея — о Дрездене и об обстановке на Западном фронте, которые произвели на общественность прямо-таки катастрофическое воздействие. Фюрер дает мне поручение в будущем подвергать строгой цензуре подобные статьи и позаботиться о том, чтобы разные глупости, встречающиеся в последнее время в статьях доктора Лея, больше не публиковались. В остальном же фюрер придерживается той точки зрения, что доктор Лей — ярко выраженный фанатик и что его можно с известными оговорками использовать на таких делах, которые требуют истинного фанатизма. Поэтому-то он и передал ему дело формирования добровольческого корпуса «Адольф Гитлер». Так или иначе, подчеркнул фюрер, смысл всех наших усилий в том, чтобы постепенно снова совладать с ситуацией на западе.
Что же касается повышения морального духа и стойкости, то я твердо убежден в том, что теперь, когда фюрер облегчает мою деятельность в качестве начальника имперского управления печати, я смогу вновь наладить дело. Я быстрейшим образом очищу управление от всех пораженчески настроенных элементов и от упрямцев, а затем начну такую пропаганду против Запада, которая не уступит пропаганде против Востока. Антиангло-американская пропаганда — важнейшее требование момента. Если мы разъясним нашему народу, что англичане и американцы будут обращаться с ним так же, как и большевики, то он займет по отношению к противнику на Западе совсем иную позицию. Если нам удалось ожесточить немецкий народ и наполнить его ненавистью к большевикам, то почему же нам не удастся сделать это и по отношению к англо-американцам? К сожалению, мы — вопреки моему совету — совершили ошибку, не выйдя из Женевской конвенции. Если бы мы все-таки вышли из нее, то немецкие солдаты, безусловно, не сдавались бы в плен англо-американцам в таких количествах, как сейчас. Фюрер совершенно со мной согласен. Он позволил тогда Кейтелю, Борману и Гиммлеру своей болтовней уговорить себя и не сделал того, что было необходимо и разумно. Я был единственным, кто был прав в этом вопросе, и фюрер теперь откровенно это признает.
В остальном фюрер убежден, что в течение ближайших 8-10 дней он как-то сумеет заткнуть дыры на Западном фронте. Тогда постепенно осуществится и замысел с добровольческим корпусом «Адольф Гитлер». Я обещаю ему, что в самое ближайшее время подниму партизанскую деятельность в оккупированных западных областях на достаточно высокий уровень. Теперь после устранения бургомистра Ахена на очереди еврейский полицай-президент Кёльна и бургомистр Рейдта. В любом случае я убежден, что нам в течение не столь уж долгого времени удастся поставить к стенке каждого немецкого предателя, перешедшего на сторону западных врагов.
Что касается ВВС, то фюрер отныне дает здесь исключительно широкие полномочия обергруппенфюреру СС Каммлеру. Фюрер хочет осуществить совсем небольшую программу производства авиационного вооружения, но сделать это намерен со всей настойчивостью и силой. Эта программа должна быть выполнена при любых обстоятельствах. Геринг чувствует, что с передачей Каммлеру таких полномочий его в значительной мере отодвигают в сторону, но здесь уже ничего нельзя изменить. Фюрер отводит от себя упрек в том, что Каммлер не был назначен раньше, ссылкой на то, что Каммлера он узнал впервые только при организации использования нашего оружия «Фау». По мнению фюрера, Каммлер вполне подходящий человек для того, чтобы вопреки всему активизировать наши ВВС в новых, ограниченных рамках. Мы сейчас должны действовать по тому же принципу, каким руководствовались Советы во время своего острейшего военного кризиса, а именно: по возможности пользоваться самыми примитивными средствами и попытаться сделать из нужды добродетель. Если же генералитет наших ВВС будет этому противиться и не станет выполнять инструкции Каммлера, фюрер прибегнет к военно-полевым судам и расстрелам. Во всяком случае, он намерен сейчас привести нашу военную авиацию в надлежащий вид и порядок. И я полагаю, что он это сумеет сделать, поскольку генералитет ВВС, как и генералитет сухопутных войск, труслив и, когда чувствует на себе руку хозяина, становится послушнее.
Фюрер обещает мне быстрейшим образом выступить с обращением по радио к немецкому народу. Но, как уже было сказано, он сначала хочет дождаться успешных результатов принятых им на Западном фронте мер. Я несколько сомневаюсь теперь в том, что он действительно намерен выступить в обозримом будущем. У фюрера сейчас появился какой-то совершенно непонятный мне страх перед микрофоном. Хотя он и понимает, что было бы неверно теперь оставить народ без такого обращения, но, к сожалению, служба СД после его недавнего выступления доложила ему, что в народе его речь критиковалась, что он будто бы не сказал ничего существенно нового. А он и действительно не может сообщить народу ничего нового. Уже о чем-то говорит сам факт, что фюрер заявляет о необходимости сообщить в своей речи нечто существенное, а пока у него для этого нет предпосылок. Я возражаю, обращая его внимание на другую сторону дела и указывая, что народ ожидает от него хотя бы какого-то сигнала. Такой сигнал можно было бы дать и в нынешней трудной обстановке. В общем, наша «дуэль» по поводу речи принимает такой характер, что мне становится просто не под силу убедить фюрера немедленно составить эту речь. Однако он обещает сделать это в ближайшие дни. Хорошо уже то, что этот разговор с фюрером помог мне отделаться от доктора Дитриха и тем самым значительно облегчил мою работу. Фюреру особенно не понравилось то, что доктор Дитрих внес коррективы в сформулированное мной сообщение о расстреле бургомистра Ахена. В тексте сообщения я упомянул о суде нации, который приговорил ахенского бургомистра к смерти; доктор Дитрих, пользуясь своими полномочиями, вычеркнул этот пассаж, возразив, что подобного «суда нации» не существует в природе. О, святейшая простота!
Фюрер очень рад тому, что я берусь подыскать работу для Штрейхера. Штрейхер уж очень запал ему в сердце и заслуживает того, чтобы в теперешнее время быть выдвинутым. Как бы то ни было, по степени убежденности он выше многих тех, кто сегодня занимает ответственные посты в партии и в государстве.
Обстановка на Восточном фронте, естественно, тоже доставляет фюреру много неприятностей. Он придерживается мнения, что все это в большой мере результат попустительства Гудериана. У Гудериана нет твердости в характере. И он слишком нервный. Эти свои недостатки он обнаружил, командуя войсками и на западе, и на востоке. На Восточном фронте в критическую зиму 1941/42 года он самовольно начал отступление и тем самым привел в расстройство весь фронт. Когда Гудериан стал отходить, за ним последовали Кюхлер и Гёпнер. Таким образом, вину за серьезный кризис на Востоке зимой 1941/42 года следует записать на счет Гудериана. Генералы сухопутных войск тогда совсем потеряли голову: они впервые оказались перед лицом такого кризиса, а до этого знавали только победы. Вот они и решили отступать вплоть до границ рейха. Фюрер снова описывает мне свой драматичный разговор с Кюхлером, когда тот предложил ему отвести войска назад, бросив всю тяжелую технику, и, если нужно, отступить до самой границы рейха. Если бы мы это сделали, то война закончилась бы, вероятно, еще зимой 1941/42 года.
В Венгрии разыгрывается сейчас настоящая трагедия. Зепп Дитрих, как я уже отмечал в последний раз, ввел в сражение в Венгрии лишь часть своих войск и об их численности открыто солгал фюреру. Он хотел оставить резервы в рейхе для последующего их использования на одерском участке фронта. В результате ему в Венгрии не хватило необходимых пополнений. Фюрера глубоко оскорбило такое поведение Зеппа Дитриха. Он высказал по этому поводу самый серьезный упрек также Гиммлеру. И вот теперь, как я уже подчеркивал, Гиммлер снимает у эсэсовских соединений в Венгрии нарукавные нашивки. Но это мало что даст. Причиненный ущерб этим не поправишь.
Фюрер теперь тоже придерживается мнения, что у Гиммлера нет никаких оперативных способностей. Он, правда, педант, но, уж конечно, никакой не полководец. У него совершенно нет широты во взглядах. Это он уже доказал своими операциями в Померании, которые полностью застопорились из-за узости его оперативного мышления. Фюрер убежден теперь, что из рядов СС никогда и не вышло бы настоящего полководца. Ни Зеппа Дитриха, ни Хауссера нельзя отнести к людям, наделенным большим оперативным талантом. По-настоящему достойными были лишь Хубе и Дитль, но они, к несчастью, потеряны для нас: погибли в воздушных катастрофах. Кто же у нас еще остался? Пожалуй, это Шёрнер, человек большого таланта и прекрасный работник. Он всегда тщательно готовит свои операции и, несмотря на ограниченность имеющихся средств, вновь и вновь отбрасывает противника назад. Он молодец, на него можно положиться с закрытыми глазами. И что самое главное — он всегда говорит фюреру правду. То, что Зепп Дитрих, действуя в Венгрии, этого не сделал, глубоко оскорбило фюрера. Он даже говорит об исторической вине, которую Зепп Дитрих принял на себя. И вот теперь нам, по-видимому, надо считаться с тем, что мы потеряем венгерский нефтеносный район. Пока еще дело, правда, до этого не дошло, но это вполне может случиться. Если добавить к тому еще и разгром в Померании, то можно сказать, что войска СС в последнее время изрядно провинились. Поэтому авторитет Гиммлера в глазах фюрера существенно упал. Нельзя не признать и того, что мы вообще попали в полосу неудач. И эти неудачи нужно относить не только за счет неспособности помощников фюрера, но и за счет недостаточности средств, которыми мы теперь располагаем.
Фюрер, как он сам мне сказал, с удовольствием набрал бы себе новых, лучших сотрудников, если бы мог их найти. Но таковых — и я тоже должен это признать — у фюрера не имеется. Он сказал мне, например, что, конечно, поставил бы меня во главе всей партийной пропаганды с превеликим удовольствием еще в 1922 году, если бы знал меня тогда; но тогда он просто не имел представления о моем существовании. Поэтому глупо было бы и спрашивать, почему я не руковожу партийной пропагандой с 1922 года. Человека можно познать, только общаясь с ним. Разумеется, в вермахте найдется еще немало оперативных талантов, но отыскать-то их очень трудно.
Мне просто больно видеть, какое плохое физическое состояние у фюрера. Он говорит, что уже почти не спит, что беспрерывно загружен работой и что его совершенно изматывает необходимость постоянно взбадривать и приводить в чувство своих слабонервных и бесхарактерных сотрудников. Могу себе представить, насколько все это утомительно и хлопотно. Фюрера мне просто жаль, особенно когда я вижу его в таком состоянии. И все же я не могу отказаться от своей обращенной к фюреру настоятельной просьбы как можно быстрее выступить перед народом. Но в этом случае ему придется дня на два — три отказаться от военных совещаний. Сейчас самое важное — чтобы он снова воодушевил народ; остальное я тогда возьму на себя. Теперь, когда я освободился от доктора Дитриха, мне думается, я сумею в кратчайший срок взять прессу под жесткий контроль. Однако условием для этого должен стать тот лозунг, который фюрер даст и прессе, и всему немецкому народу.
Во время беседы фюрер исключительно вежлив со мной и предупредителен. Можно сразу заметить, что ему приятно разговаривать с человеком, который не падает от страха при любом кризисе.
Радость доктора Наумана по поводу отстранения доктора Дитриха не поддается никакому описанию. Доктор Дитрих в нашем министерстве — это просто инородное тело.
Теперь министерство снова будет под единым руководством. Доктор Науман получает от меня задание создать для этого необходимые условия.
Всю Страстную пятницу я тружусь дома не разгибая спины. Я вообще даже не замечаю праздника. В сегодняшней сводке ОКВ звучит какая-то новая отвратительная нота. Можно себе представить, как, внимая этим печальным вестям, немецкий народ постепенно теряет все свое мужество.
В течение вечера на Западном фронте мало что изменилось в территориальном отношении. Передовые части противника пробились в район Брилона и Падерборна, намереваясь, вероятно, выйти к Везеру. На остальных участках противник сейчас занят подтягиванием тылов. Наши контрмеры должны начаться уже в этот вечер. Конечно, в настоящий момент вряд ли можно надеяться на многое.
Что же касается Восточного фронта, то в Венгрии снова усилилось давление противника на участке вдоль германской границы. В одном месте противнику удалось перейти границу и овладеть двумя австрийскими деревнями. К югу от Балатона мы еще держимся пытаясь по возможности сохранить за собой район нефтедобычи. Исключительно сильными были новые удары советских войск в Верхней Силезии. Противник добился нескольких вклинений, но все их удалось ликвидировать. Положение в Глогау стало несколько критическим в результате действий вражеской авиации; гарнизон Кюстрина из тысячи человек под командованием Райнефарта пробился к нашей передовой. Исключительно критическая обстановка сложилась в районе Готенхафена и Данцига. Боюсь, что здесь все скоро кончится.
Я засиживаюсь до поздней ночи, отыскивая и обосновывая предпосылки для реорганизации нашего отдела печати. От рейхслейтера Бормана пришло уведомление, что фюрер имел трехминутную беседу с доктором Дитрихом, в ходе которой Дитрих сам попросился в отпуск на неопределенное, а Зюндерман — на ближайшее время. Наконец-то у меня появилась настоящая свобода действий, необходимая для реализации всех моих начинаний. Я использую эту возможность и начиню прессу такими фактами, от которых и в последующее время нельзя уже будет отказаться.
